Дорогие памятники.

Завтра исполняется 24 года со дня смерти Мишиной мамы.
И так как она похоронена в Молдавии, а большую часть своей жизни она провела в Теленештах , то мы приходим к памятнику теленештцам

А это памятник моей дорогой маме.

Вот так, стояли у памятников, проходили мимо других, а в голове слова, которые знают все, стихи, которым уже скоро 50 лет...


Евгений Евтушенко

Людей неинтересных в мире нет.
Их судьбы — как истории планет.
У каждой все особое, свое,
и нет планет, похожих на нее.

А если кто-то незаметно жил
и с этой незаметностью дружил,
он интересен был среди людей
самой неинтересностью своей.

У каждого — свой тайный личный мир.
Есть в мире этом самый лучший миг.
Есть в мире этом самый страшный час,
но это все неведомо для нас.

И если умирает человек,
с ним умирает первый его снег,
и первый поцелуй, и первый бой...
Все это забирает он с собой.

Да, остаются книги и мосты,
машины и художников холсты,
да, многому остаться суждено,
но что-то ведь уходит все равно!

Таков закон безжалостной игры.
Не люди умирают, а миры.
Людей мы помним, грешных и земных.
А что мы знали, в сущности, о них?

Что знаем мы про братьев, про друзей,
что знаем о единственной своей?
И про отца родного своего
мы, зная все, не знаем ничего.

Уходят люди... Их не возвратить.
Их тайные миры не возродить.
И каждый раз мне хочется опять
от этой невозвратности кричать.

1961

Мне кажется, что это надо видеть.

КАК ЗДОРОВО, что ночью кто-то приходил читать и даже написал мне комментарий... Да ещё и стихи, с указанием автора!

Владимир Вейхман


* * *
Учу иврит. Он здесь необходим,
Язык далеких предков позабытый.
Теракты – на иврите «пигуим»,
«Пацуа» – раненый, «харуг» – убитый.

Здесь «лэхем» – хлеб, а молоко – «халяв»,
Отсюда, значит, русское «халява».
А светофор диктует для раззяв:
Налево – «смоля», а «ямина» – вправо.

От «шмонэ» происходит слово «шмон»,
А «фраер» – он на всех наречьях фраер.
«Лимоном» называется лимон,
Старик – «пэнсионэром», против правил.Язык несложен! Я сроднился с ним,
Улавливаю в говоре шумливом:
«Иерушалаим» – Иерусалим,
А Тель-Авив остался Тель-Авивом.

И будь я хоть пермяк, хоть одессит,
Хоть горский тат – потомок овцевода,
Там был евреем я, а здесь – «руси»
(Надеюсь, ясно и без перевода).

Учу иврит. В нем «медина» – страна,
А море – «ям», «хоф» – берег, значит, суша,
«Хаяль» – солдат, а «мильхама» – война,
«Калашников», «ракета» и «катюша»…