Ярлыки: Об Израиле
Сегодня, как я вчера и сообщала, у нас памятная дата - 21 год нашего пребывания в Израиле.
Ровно столько времени прошло с тех пор, как мы попрощались со многими чудесными людьми.
У нас были замечательные соседи в Бельцах, с некоторыми мы продолжаем поддерживать отношения, хотя они тоже уже давно живут в других странах.
Но иногда "забегают" в этот блог, кроме того мы постоянно на связи: Интернет, Скайп.
Но мне , как я теперь понимаю, очень не доставало кое-кого.
И вот накануне сегодняшней памятной даты всё стало на свои места: вчера восстановлена связь с моими очень дорогими бывшими соседями Галей и Ариком.
После взаимных признаний в тёплых чувствах они мне прислали очень симпатичный рассказ, который я здесь привожу полностью.
Вот этот рассказ:
Гердт про Марка Бернеса и Никиту Богословского
Это был пятьдесят седьмой год. Москва, фестиваль молодежи и студентов.
Толпы иностранцев! Впервые!
И приехали пять французских композиторов, сочинители всех песен Ив Монтана: Франсис Лемарк, Марк Эрраль, еще какие-то… Знаменитейшие фамилии!
И к ним был приставлен Никита Богословский — во-первых как вице– или президент общества СССР—Франция, а во-вторых, у него прекрасный французский.
Ну вот. А я тогда играл в Эрмитаже «Необыкновенный концерт», а по соседству выступал Утесов. И так как только от меня, «конферансье», зависело, два часа будет идти наш «концерт» или час двадцать, то я быстренько его отыгрывал, чтобы успеть на второе действие к Леониду Осиповичу. Я его обожал.
И вот я выбегаю, смотрю: стоит эта группа — пятеро французов, Никита и Марк Бернес. Он к ним очень тянулся…
И идет такая жизнь: Никита что-то острит, французы хохочут. Я ни слова не понимаю, Бернес тоже. И он все время дергает Богословского за рукав:
Никита, что ты сказал?
Тот морщится: погоди, Маркуша, ну что ты, ей-богу!
Через минуту опять хохочут.
Бернес снова: Никита, что он сказал?
На третий раз Богословский не выдержал: «Марк, где тебя воспитывали? Мы же разговариваем! Невежливо это, неинтеллигентно…»
Потом он ушел добывать контрамарку — французам и себе, и мы остались семеро совсем без языка.
Что говорит нормальный человек в такой ситуации? Марк сказал: «Азохн вэй…» Печально так, на выдохе.
Тут Фрэнсис Лемарк говорит ему — на идиш: «Ты еврей?»
Бернес на идиш же отвечает: «Конечно».
«Я тоже еврей», — говорит Лемарк. И повернувшись к коллегам, добавляет: «И он еврей, и он еврей, и он…»
Все пятеро оказались чистыми французами! И все знают идиш!
Марк замечательно знал идиш, я тоже что-то…
И мы начали жить своей жизнью, и плевать нам на этот концерт Утесова!
Тут по закону жанра приходит — кто? — правильно, Богословский!
Мы хохочем, совершенно не замечаем прихода Никиты…
Он послушал-послушал, как мы смеемся, и говорит:
«Маркуша, что ты сказал?» А Бернес отвечает:
«Подожди, Никита! Где тебя воспитывали, ей-богу? Мы же разговариваем!»
Это был единственный раз в моей жизни, когда мое происхождение послужило мне на пользу…
Ровно столько времени прошло с тех пор, как мы попрощались со многими чудесными людьми.
У нас были замечательные соседи в Бельцах, с некоторыми мы продолжаем поддерживать отношения, хотя они тоже уже давно живут в других странах.
Но иногда "забегают" в этот блог, кроме того мы постоянно на связи: Интернет, Скайп.
Но мне , как я теперь понимаю, очень не доставало кое-кого.
И вот накануне сегодняшней памятной даты всё стало на свои места: вчера восстановлена связь с моими очень дорогими бывшими соседями Галей и Ариком.
После взаимных признаний в тёплых чувствах они мне прислали очень симпатичный рассказ, который я здесь привожу полностью.
Вот этот рассказ:
Гердт про Марка Бернеса и Никиту Богословского
Это был пятьдесят седьмой год. Москва, фестиваль молодежи и студентов.
Толпы иностранцев! Впервые!
И приехали пять французских композиторов, сочинители всех песен Ив Монтана: Франсис Лемарк, Марк Эрраль, еще какие-то… Знаменитейшие фамилии!
И к ним был приставлен Никита Богословский — во-первых как вице– или президент общества СССР—Франция, а во-вторых, у него прекрасный французский.
Ну вот. А я тогда играл в Эрмитаже «Необыкновенный концерт», а по соседству выступал Утесов. И так как только от меня, «конферансье», зависело, два часа будет идти наш «концерт» или час двадцать, то я быстренько его отыгрывал, чтобы успеть на второе действие к Леониду Осиповичу. Я его обожал.
И вот я выбегаю, смотрю: стоит эта группа — пятеро французов, Никита и Марк Бернес. Он к ним очень тянулся…
И идет такая жизнь: Никита что-то острит, французы хохочут. Я ни слова не понимаю, Бернес тоже. И он все время дергает Богословского за рукав:
Никита, что ты сказал?
Тот морщится: погоди, Маркуша, ну что ты, ей-богу!
Через минуту опять хохочут.
Бернес снова: Никита, что он сказал?
На третий раз Богословский не выдержал: «Марк, где тебя воспитывали? Мы же разговариваем! Невежливо это, неинтеллигентно…»
Потом он ушел добывать контрамарку — французам и себе, и мы остались семеро совсем без языка.
Что говорит нормальный человек в такой ситуации? Марк сказал: «Азохн вэй…» Печально так, на выдохе.
Тут Фрэнсис Лемарк говорит ему — на идиш: «Ты еврей?»
Бернес на идиш же отвечает: «Конечно».
«Я тоже еврей», — говорит Лемарк. И повернувшись к коллегам, добавляет: «И он еврей, и он еврей, и он…»
Все пятеро оказались чистыми французами! И все знают идиш!
Марк замечательно знал идиш, я тоже что-то…
И мы начали жить своей жизнью, и плевать нам на этот концерт Утесова!
Тут по закону жанра приходит — кто? — правильно, Богословский!
Мы хохочем, совершенно не замечаем прихода Никиты…
Он послушал-послушал, как мы смеемся, и говорит:
«Маркуша, что ты сказал?» А Бернес отвечает:
«Подожди, Никита! Где тебя воспитывали, ей-богу? Мы же разговариваем!»
Это был единственный раз в моей жизни, когда мое происхождение послужило мне на пользу…
Ярлыки: Прислано другом
Подписаться на:
Сообщения (Atom)
